Счастье быть самим собой

Для тех, кто хочет победить уныние и обрести счастье - онлайн курс-тренинг: «Из несчастного стать счастливым»

— Скажите, лично вы — счастливый человек?

— Если можно сказать, что можно быть счастливым тому, кого 50 лет не печатали и на кого было заведено дело «Антисоветская пропаганда и агитация», кому после 17 лет преподавания 7 лет запрещали заниматься его делом, то я счастливый, но только обязательно со всей своей предыдущей жизнью. Мне часто задают вопрос: «А вот Вы изменили бы что-нибудь?» Ни за что! Ни за что и ничего, потому что это моя жизнь.

— Говоря о счастье, мы обычно все время вспоминаем и о свободе. Как вы считаете, счастье и свобода — это действительно неразрывные понятия?

— Начнем в первую очередь с того, что человек несвободный — несчастлив. Второе, что соединяет свободу и счастье, это субъективность и того и другого, потому что сколько ни говори человеку, что он счастлив, он все равно сам может считать себя несчастным. У тебя все хорошо, у тебя все есть, но счастлив ты или не счастлив, ты решаешь субъективно сам. То же самое со свободой. Сколько не говори человеку: «Ты счастлив, потому что ты свободен», но если он чувствует, что он не свободен, значит, он не свободен.

Знаете, я считаю, что счастье — это совершенно нормальное состояние человека, если он попросту жив.

— Но почему многие этого не понимают и считают себя несчастными?

— Вот это преимущество возраста, просто замечательное преимущество возраста, которое позволяет понимать, что счастлив просто оттого, что ты жив. Мой друг, юрист, когда ему было 92 года, говорил что каждый день жизни — подарок. Каждый день — подарок! Со временем обостряется чувство жизни. Поэтому да, молодые люди часто бывают несчастны. Несчастны оттого, что они не могут оценить жизнь, как громадный подарок. Как говорил Державин: «Жизнь есть небес случайный дар».

Счастье — нормальное состояние человека, когда он здоров. Но, с другой стороны, если он всегда будет здоров, то опять получается, что он не сможет, не имея сравнения, оценить того, насколько он счастлив.

— Получается, чтобы прочувствовать себя счастливым, надо чего-то лишиться в жизни, лишиться основательно?

— Я бы слово «надо» убрал, потому что говорить, что для того, чтобы оценить здоровье надо заболеть — это не правильно. Да, мы понимаем часто, что можем быть счастливы, только какой-то ценой. Речь идет не о страдании ради страдания, не о садомазохизме, а о средстве для осознания того, на чем зиждется красота жизни, какой ценой она куплена. Вот тут можно привести совершенно гениальную цитату: «Вы куплены дорогой ценой, не делайтесь рабами человеков».

Поэтому, счастье не надо путать с благополучием, человек может страдать и при этом быть счастливым, не из чувства садомазохизма, а просто от того, что он понимает, что происходящее с ним не бессмысленно, что это плата за то-то, за то-то и за то-то.

На тему пребывания человека в местах заключения был замечательный спор у Солженицына с Шаламовым. Солженицын воскликнул: «Благодарю тебя, тюрьма, за то, что ты дала моей жизни!» Ну, я понимаю, что хотел сказать Александр Исаевич, но я понимаю и Шаламова, который сказал: «Ничего положительного в лагерном опыте нет. Весь тюремный лагерный опыт, целиком и полностью — отрицательный!» Тут не о лагерных условиях речь, здесь философский спор о человеческом счастье.

— Мне кажется, что, говоря о счастье, нужно еще сказать, что счастье не может быть ограничено только реализацией себя для себя самого, оно требует донести себя до других людей.

— Счастье и несчастье не бывает только личным, это совершенно точно. Человек только сам по себе не может быть счастливым, он кого-то осчастливит обязательно. Это нормально, как нормально то, что и несчастный тоже никогда не бывает просто несчастным сам по себе, его несчастье расходится волнами ко всем и вся.

Давайте посмотрим на слово «счастье», оно очень интересное. «С-часть-е» – часть от чего-то, посмотрим на слово «у-часть» — опять же часть от чего-то. Но слово «у-часть» подразумевает запас какого-то всемирного «нес-частья», от которых каждому досталась своя «часть». А слово «счастье» все-таки другого плана, оно говорит о нашем собственном, добровольном, «участии» в чем-то общем с кем-нибудь еще. Счастье требуется разделять с кем-то. «Со-участвовать» в нем.

Давайте, раз уж мы этого коснулись, скажем так, что человек живет одновременно и вечной жизнью и временной, и счастливым он не может быть без вечной жизни, хотя он и умрет, но он не может быть счастлив без причастности к вечной жизни. Эта причастность проявляется по-разному, и через детей, внуков, через какое-то общее дело, через творчество. Вот, наверное, это — счастье. Соответственно, несчастье — не причастность к вечности. Мне кажется, что сегодняшнее навязывание человеку постоянного потребления шампуня с «Клинским» пивом — это попытка погасить его естественное стремление к сопричастности к чему-то более существенному, чем товары и удовольствия, покупаемые за деньги.

— Антоний Сурожский сравнивал образ Божий в человеке с иконой. Икона может быть испачкана, измучена, изрезана — что угодно, но то, что на ней изображено, не перестает быть образом Бога или святого. То же самое и с человеком. Когда мы любим кого-то, то начинаем видеть этот образ за всеми несовершенствами, которые мы тоже прекрасно осознаем.

— Я согласен, что человек, я бы так проще сказал, что человек, который не влюблен в кого-то или во что-то — это не человек вовсе. Это правда, это правда.

— Счастье — это любить, а исходя из этого, счастье — это потребность отдавать?

— Нет, счастье — это все-таки возможность быть, быть самим собой, потому что человеку свойственны разные состояния.

По идее, если ты здоров и жив — это все, больше для счастья ничего не надо. Но в понятие «человек здоровый» столько всего входит. Есть такие строки: «человек — это значит небо, а небо - значит человек». Это не просто красивая фраза. Есть у меня еще такой образ, что человек, какой бы он маленький ни был — это Вселенная. Любой человек. Так что, конечно, хотелось бы, чтобы человек бережнее относился к самому себе, но сплошь и рядом существует лень, многие люди пребывают как бы в окукленном состоянии.

— Знаете, я так думаю, что та пресловутая депрессия, о которой кричат на каждом шагу, которая, как эпидемия разрослась…

— Ее же придумали!

— Но ведь люди мучаются на самом деле!

— Вы знаете, человек — существо субъективное, если он решит что у него депрессия, то она у него и будет. Как правило, те люди, которые жалуются на депрессию — бездельники. А человек не создан бездельником, у него есть потребность что-то всегда делать. На депрессию в основном жалуются люди, не нашедшие себя в деятельности. Кроме деятельности обедать, завтракать и ужинать. К сожалению, депрессия постигает часто такого рода людей, хотя притом они бывают очень хорошими.

— А с чего человеку начать, вот совершенно в бытовом отношении, поиск своего счастья, если работа у него уже есть? Очень для многих работа — это способ зарабатывания денег для жизни, и не более того. И с работой человек часто несчастен, не реализован. Что делать человеку, который страдает от пустоты своей жизни, хотя на работу он ходит, но удовольствия, как Этуш от репетиции, он не получает?

— Это знаете, как в пословице «счастье — это когда утром хочется на работу, а вечером — домой», в этой пословице что-то есть. Я только против того, что работа измеряется временем, отбытым на ней — это пережитки крепостного права, и я думаю, что со временем получится привычку измерять работу временем притеснить, хотя кто знает.

В этом отношении, кстати, сельский быт сам по себе может сделать человека несчастным. Потому что, живя на земле, хочешь, не хочешь, а трудись, человек, в поте лица своего изо дня в день или просто погибнешь от голода. Этот труд вряд ли делает человека счастливым. Не думаю. Еще было высказывание, то ли у Маркса, то ли у Энгельса, что труд создал человека, к которому добавляли, что он же «и превратил его в лошадь». Так что труд сам по себе не является путем к счастью, к освобождению, но бездеятельность — это точно ужасно.

— Показательно, что когда приходишь на исповедь к моему батюшке, то когда говоришь, что тебя мучает уныние, он спрашивает: «А лень?». Лень обычно ходит бок о бок с депрессией. Но лень лени рознь, бывает ведь лень во благо?

— Очень часто называют ленью просто отдых, но отдых необходим, а вот бездеятельность человека разрушает. Потом я заметил еще, что если нет чего-то, что ты должен делать, не смотря ни на что прочее, то ты тоже разрушаешься. Вот когда я преподавал в институте, то должен был прочитать лекцию. Неважно, плохое у меня настроение или хорошее — я должен был дать знания. Когда я работал в «Известиях», хорошо мне или плохо, но я должен был написать к выходу номера материал. Правда, я был на особом положении полной свободы, но все равно. А когда такая необходимость сделать что-то к определенному времени отпадает, то начинается разложение. Мне было очень тяжело, когда КГБ отстранил меня от преподавания в 86-м году и до 91 года этот запрет действовал.

Должна быть у каждого человека деятельность, которую он хочет — не хочет, но должен выполнять

— Но ради кого-то или ради чего-то, а не только ради себя?

— Да нет, «ради» вынесем за скобки в данном контексте. Просто чтобы оставаться самим собой, не распадаться, надо что-то делать. Но даже когда любимое дело — это репетиция или спектакль, там полно не любимого, там есть не только радостные творческие потуги. Есть у Пушкина в «Моцарте и Сальери» такие строки:

Когда бы все так чувствовали силу

Гармонии! но нет: тогда б не мог

И мир существовать; никто б не стал

Заботиться о нуждах низкой жизни;

Нас мало избранных, счастливцев праздных,

Пренебрегающих презренной пользой,

Единого прекрасного жрецов.

Не правда ль?

Здесь так, что кто-то заботится о гармонии, а кто-то о мирской жизни, а на самом деле ни одному человеку не должна быть чуждой забота о нуждах мирской жизни, без этого он распадается. Не случайно в природе так сделано, что человек неизбежно должен за собой ухаживать и это отнимает достаточно много времени. Казалось бы, вот откажись от этого, занимайся только тем, что любишь, но нет, и это нужно.

— Значит человеку, который сидит, опустив руки, первым делом нужно сказать: «не плачь о невостребованности, просто встань, иди и помой посуду»? Начать исправлять ситуацию нужно именно с этого?

— Сказать-то можно все, что угодно, от человека и так все время требуют, требуют, требуют. Но надо дать ему немножко побыть с самим собой, пусть он сам выбирает, что ему нужно. Потому что раньше постоянно что-то требовали обком и партком, теперь отсылают к психотерапевту, который тоже говорит, что ты что-то кому-то должен. Но оставьте человека в покое, дайте побыть самим собой.

В современном мире еще большие надежды возлагают на Интернет, на его способность помогать людям. В свое время про это хорошо сказал в своих записных книжках Ильф: «все говорят радио, радио, что если оно есть, то это счастье. А вот есть радио, а счастья нет». Нет, интернет не решит все проблемы, но, несомненно, он дает человеку еще одну возможность самостоятельно найти свою нишу. И вы знаете, никто этого не предвидел, не было мобильника предсказано. И в человеке многое не предсказуемо и не предсказано, с одной стороны. А с другой стороны, основные человеческие проблемы всегда останутся такими же, какими были во времена Гамлета, во времена Сократа — человек не меняется. Так здорово сделан, что в нем заложена возможность неизменяемости, в хорошем смысле этого слова, и это тоже очень приятно. Помните, как Гамлет говорит двум стукачам, которых к нему приставили:

— Сыграйте на флейте.

— Я ж не могу, милорд

— Это ж так просто, дуйте в нужном месте, и в нужном месте появится звук.

— Меня не обучали.

Вот этот инструмент сделан специально, чтобы на нем играли, а вы не можете играть, а я создан для того, чтобы на мне нельзя было играть, а вы думаете, что сможете мной управлять? Меня можно сломать, но играть на мне нельзя!

Понимаете, играть нельзя, это тоже замечено, а сломать можно!

— Человеку может быть предоставлено уйма средств для собственного осчастливливания, но сколько бы этих средств не существовало, он может не воспользоваться ни одним из них.

— Достоевский сказал, что человек — существо своевольное, вот скажи ему: вселенной провалиться или мне чай пить, и он скажет, что провалиться вселенной, а мне — чай пить.

— В принципе, все приходит к тому, что счастье — это быть реализованным и быть при этом самим собой?

— Счастье быть самим собой — и все, а быть реализованным — я это все-таки отторгаю. Просто быть самим собой. А насчет того, чтобы быть реализованным, то что это значит?

Притом мне кажется, быть самим собой все-таки означает — быть кому-то нужным. То, о чем Маяковский сказал: «если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно». Он, конечно, не звезды имел в виду, а людей. То, что каждый человек кому-то и должен быть нужен — это, вне всякого сомнения, очень важно. Но понимаете, в чем дело: я инстинктивно избегаю высказываний, где есть слово «должен». Долг естественным как дыхание должен быть, а не иначе. У меня есть своя заповедь — никто никому ничего не должен! Это мое, я понимаю, что это можно раскритиковать.

— Нужно понять, что тут все от человека зависит. Если он хочет, то будет нужным, ведь так?

— Если он хочет быть таким-то, таким-то и таким-то, то у него есть такая возможность, а если не хочет… Человек существо полностью субъективное, и наше счастье и несчастье мы несем полностью в себе, вне всякого сомнения. Для меня это так. Бездна людей скажет, что это так, но такая же бездна будет возражать, что это не так, такова уж человеческая природа.

Я сторонник вообще Паскалевского подхода, который сравнивал ситуации, когда человек верит в Бога и когда отвергает его. Он говорил, что если вы ставите на то, что Бог есть, а Бога на самом деле нет, то вы ничего не проигрываете, а если Бог есть — вы выигрываете. А если вы ставите на то, что Бога нет, то вы неизбежно проигрываете, если окажется, что он все-таки есть. Условно говоря, Бог — это то же, что «счастлив» — «не счастлив». Я предпочитаю ставить на «Бог есть».