Размышления о русском национализме

— Сейчас на практике оказывается, что русские не только не являются главенствующей нацией в России, но и являются нацией притесняемой, — это видно также из той ситуации с МВД, когда кавказцы нападали на русских, убивали их, а сами оставались безнаказанными. И только в декабре 2010 года народный бунт заставил власть взять под арест убийц. Реакция народа — прежде всего, найти виновных. Одни видят врагов в кавказцах, другие — в евреях, которые стравливают русских и кавказцев, христиан и мусульман и сами какую-то выгоду из этого всего извлекают. Кто же виноват в сложившейся ситуации, по вашему мнению?

— Я не настолько хорошо знаю вопрос, чтобы соглашаться или не соглашаться с вашей оценкой ситуации. Тут нужны специалисты, люди, которые разбираются в этой теме, нужно, чтобы они попытались бы каким-то образом себя проявить, собраться и дать диагноз – что же на самом деле происходит. Но пока я вижу, что, если и есть какой-то диалог знатоков, то он невнятный, и общую картину сложить чрезвычайно сложно. Поэтому я могу высказывать лишь какие-то свои непрофессиональные мысли как православный человек, как журналист-редактор.

Если говорить в общем, то в этой сложившейся острой ситуации вина лежит на всех нас. В том числе, и на русских. Более того, будет огромной ошибкой переложить всю ответственность за происходящее лишь на одну какую-то национальную группу. Потому что большую часть преступных, ужасных вещей я наблюдаю в отношениях между людьми одной национальности. Когда банды Басаева резали чеченских учителей за то, что они, якобы, слишком по-русски настроены – это был кошмар. А когда русские убивают русских – а это тоже происходит, — или когда русские грабят русских разными способами при помощи власти, или когда русские русским не помогают – а это мы тоже наблюдаем – это тоже ужасно. Всё начинается изнутри каждого народа, и даже более того – изнутри каждого из нас.

Мне кажется, что та шокирующая наглость, которую мы наблюдаем в Москве со стороны приезжающих, — во многом не национальный вопрос, а политико-экономический. Возможно, что властям имело бы смысл (если, конечно, они хотят решить ситуацию) поинтересоваться о том, кто родители этих молодых людей и чем они занимаются. Часто молодые люди, провоцирующие конфликты, ездят на очень хороших машинах и явно имеют высокий достаток. При этом они нигде не работают. Кто дал им средства? Значит, у них здесь рядом или где-то на родине — богатые папы? И не только богатые, но и имеющие солидные связи? Недаром ведь молодых хулиганов и убийц часто освобождают из отделений милиции и СИЗО.

Но я всё-таки вижу громадную ошибку в отделении ситуаций национального конфликта от контекста общей нашей очень сложной ситуации. Идет раскачка государства. У нас нет идеи, вокруг которой возникла бы солидарность. У нас нет лидеров, достаточно сильных, чтобы в этой сложной ситуации провозгласить и вернуть людям веру в высшие ценности. Вернее, такие люди есть, конечно же, но либо их мало, либо их голос предпочитают не слышать.

Еще одна ошибка властей — слишком много разговоров о том, что у нас сейчас повышается благосостояние, о том, что людям становится комфортнее жить, что происходят какие-то позитивные сдвиги в экономике… И, может быть, так оно и есть, а может быть и нет – не важно, — главное что это ведь не основные ценности, в первую очередь как раз для русских людей. История много раз показывала, что нельзя объединить русских вопросом повышения заработной платы на пять процентов. Это не то, ради чего мы готовы жить и умирать, не то, чему можно по-настоящему служить. Не может быть единственной государственной идеей России газовая или нефтяная труба. В России, на всех этапах ее истории, конечно же, была какая-либо условная «труба»: путь «из варяг в греки»; Волга; пушнина, лес и зерно и т.д. Теперь – нефть, газ и железные дороги. Но всегда были скрепы, которые дают подлинный смысл жизни народу. Смыслом в жизни народа «труба» являться не может по определению.

— Может быть, ненависть к кавказцам объясняется просто страхом? Психологи говорят, что причина любой ненависти — это страх. Мы боимся. Очень часто кавказцы натренированны, спортивны, носят ножи и травматику, злые, жестокие, мстительные, нападают толпой на одного. Поэтому они страшны?

— Во-первых, я видел много людей с Кавказа, которые ничем не страшны, и с которыми нет никаких противоречий. И очень многих уважаю просто за их труд, потому что эту работу не делаем мы, в том числе тяжкую физическую работу. Но, если говорить о поражающих, шокирующих и действительно пугающих нас ситуациях, то она проистекает всё-таки, на мой взгляд, из того, что мы не понимаем их мотивов. Мы не понимаем, откуда взялось такое поведение, почему они позволяют себе вести себя так. Мы не пытаемся понять их логику. Даже если эти люди ведут себя так, что с ними надо бороться, – потому что это фактически бандитизм или хулиганство, — тем не менее, надо все-таки понять, отчего так происходит. Из-за отсутствия воспитания, хамства? Необходимо выяснить, как эти люди смотрят на нас, и что они видят в нас такого, что даёт их наглости, злобе и агрессии какую-то легитимность в их глазах. Ведь зачастую они действуют так, будто имеют на это право. А наш анализ пока сводится лишь к словам «кавказцы уважают только силу». Да если бы только силу! Совсем не так все просто.

Мы все в детстве смотрели фильм «Кавказская пленница», где в шутку рассказывается история с похищением невесты. Произносятся слова «закон гор», говорится о кавказских обычаях — в шутку, однако внутри кавказских республик люди зачастую действительно живут по закону гор, который иначе называется – адат, имеет и другие наименования. И это действительно древние обычаи — они намного старше, чем сравнительно недавно пришедший туда ислам. Это патриархальные отношения. Людей с христианскими или с гуманистическими взглядами эти отношения, обычаи могут шокировать.

С другой стороны, если посмотреть на эти отношения изнутри, мы найдем в них немало сильных и важных сторон: там развито братство, уважение в семье, племенная солидарность, там почитают предков, там очень трепетное отношение к родной земле, на которой с таким трудом приходится выживать, там есть свои понятия о чести и достоинстве, там есть уважение к старикам и т.д. Вот эти ценности, нравятся они нам или нет, передаются из поколения в поколение. И в этом смысле Кавказ существует как бы немножко в параллельной реальности. Но в царской России они видели, что их соседи – русские – живут по своему патриархальному укладу, что у соседей есть свои традиции и обычаи, есть своя вера. После революции 1917 года очень большую роль в жизни общества играло советское воспитание, которое вобрало в себя многие элементы традицонной русской культуры, и это тоже было видно. А сейчас то, что происходит у нас, и зачастую считается нормой, выглядит для кавказцев мерзостью, в которой, с точки зрения их закона гор, жить нельзя.

Они видят, что здесь нет никаких принципов, что здесь нет понятия веры, чести, рода. Их руки развязаны не только тем, что мы зачастую не умеем защитить себя физически, но и тем, что они считают: мы с вами живем неправильно. А они в горах живут правильно. Потому что там они себе не позволяют того поведения, которое мы позволяем себе здесь. У них другая этика. Она во многом враждебна нашим представлениям о добре и зле, (которые и у нас самих сегодня крайне размыты). Я, православный человек, видя многое из того, что вытворяют родные мне русские люди, тоже нахожусь в ужасе. Но, как христианин, я готов понять и простить их, посочувствовать, как-то помочь привести свою жизнь в порядок. А для горского сознания это скорее карт-бланш на то, чтобы вообще не воспринимать грешников (а в их восприятии это поведение глубоко греховно) как людей равных себе.

Здесь смешивается представление адата с идеологией ислама, и появляется отношение к нам, как к тем язычникам, против которых нужно вести войну, благословленную самим Аллахом. И на каждом шагу они ищут и находят всё новые и новые подтверждения вот этой своей логике. Они сравнивают поведение своих женщин и русских женщин, они обращают внимание на немужские поступки наших ребят и делают из этого соответствующие выводы. Это происходит, кстати, не только внутри нашей страны – это происходит в тех мусульманских странах, куда так любят ездить отдыхать наши соотечественники. Там тоже за нами очень внимательно следят, и, по мере роста исламизма, нам наша распущенность может аукнуться очень страшно.

Только поймите правильно — все, что я сейчас говорю, это не оправдание того, что вытворяют вот эти ребята, в первую очередь из кавказских общин. Думаю, что и сами живущие здесь многие поколения их соотечественников не одобряют их и не радуются тому, что происходит. Потому что такое поведение, на самом деле, тоже является формой потери правильных понятий о чести и достоинстве. Думаю, старики, почитаемые на Кавказе, увидев своих детей, внуков и то, что они творят во время стычек с русскими ребятами, не похвалили бы их за это.

Чем бы ни объяснялось их поведение, оно все равно недостойно. В ответ на него наши молодежные группировки начинают под флагом мести выходить, как говориться, на «тропу войны». Оборачивается это тем, что страдают, чаще всего — совершенно беззащитные люди других наций, любящие Россию и уважающие русских, а вовсе не кавказские хулиганы и боевики. Страдают люди, которые почему-то вынуждены за нас выполнять все грязные работы, от которых – давайте не кривить душой – мы сами отказались. Именно этот слой — начиная от интеллигенции, вышедшей из всех бывших наших республик, и заканчивая простыми дворниками — становится главным объектом агрессии. Но это нападение на заведомо слабых, опять-таки показывает наше недостоинство и слабость. И, конечно, это не выход.

Главная наша проблема в том, что мы не понимаем, что значит быть русским. Не можем противопоставить соединенным с наглостью патриархальным обычаям горцев, свою правду уверенного в себе русского человека, за которой стоит память предков, понятие о чести, свои представления о добре и зле, свои духовные ценности.

Для России главная надежда – это то, что мы, наконец, вспомним свою историю и свою веру, иначе посмотрим на наше государство, на нашу власть, без истерического осуждения, но и без холопства, договоримся между собой. И, я уверен, что тогда не надо будет делать какую-то отдельную «Россию для русских», тогда изменится к нам отношение других народов, которые вместе с нами живут. А пока мы действительно зачастую представляем собой зрелище жалкое и страшное. И кто в этом виноват, кроме нас?

— Сейчас то, что мы видели на Манежной площади, показывает, что народ начинает задумываться, что мы русские, что нам надо друг друга защищать. Говорят, что приезжие — вместе. А мы — каждый по отдельности.

— Землячества существовали в советской армии давным-давно. Русские в этом отношении никогда не имели такой солидарности, какую имели другие землячества. Почему землячества сильны? Потому что это часть их народного уклада, впитанного с детства. Это не просто формальное: он с Кавказа, я с Кавказа. Если напали на одного кавказца, то я обязан защитить его по закону гор, по всей традиции нашей, иначе меня проклянут мои родственники.

— А какие у нас есть традиции, которые могли потеряться?

— Для меня главной традицией, которая только и может объединить русских, является церковная традиция, которую очень многие мои соотечественники не хотят воспринять под разными предлогами. Но все эти предлоги являются просто самооправданиями своего нежелания меняться, нежелание сдерживать себя, жить по Заповедям, нежелание признать иерархию. Потому что в России иерархия — и государственная, и церковная, — значат очень много, в силу того, что это гигантская и очень сложная страна, находящаяся в очень трудном положении.

В результате у нас появляется идейный вакуум. Молодежь в этой ситуации начинает объединяться согласно поговорке «против кого дружим?». Если они считают, что атакуют кавказские землячества, то «надаем по мордасам» кавказцам. Но это же никакая не идея. Когда дело доходит до почитания Гитлера, то у меня просто руки опускаются, ведь мой дед на войне погиб. И, однако, этот аргумент людям, почитающим Гитлера, совершенно не важен. Более того, в каждой из их семей есть свои погибшие на той войне, но они ничего не хотят слушать. Как такое оказалось возможным, и куда это нас ведет?

— А может ли православие противостоять этому? Если немного пофантазируем: попали два дагестанца во взвод в 1905 году к русским и начинают вести себя так же, как это бывает сегодня. Что бы тогда произошло?

— С одной стороны, мне трудно такую ситуацию представить. В дореволюционной армии дагестанцы видели, что их сослуживцы тоже живут по своему — пусть и другому — жизненному укладу, по своей вере. Но, с другой стороны, даже при том, что я не хочу идеализировать тогдашнюю государственную политику, всё же государство более серьезно относилось к вопросу о том, кто, как и с кем служит. Недаром целые воинские соединения выстраивали по национальному принципу. И, когда мы говорим о воинах 1912 года и о других наших славных воинских победах, то, читая название частей, мы найдем там отряды собранные и даже вооруженные в соответствии с национальными традициями. Если же какой-то народ давно и прочно живет во взаимопонимании с русскими – например, татарский народ – то такой проблемы уже не возникало, — и татары, и русские вместе зачастую служили в армии.

— Допустим, взвод составлен из современных православных юношей. Попали два дагестанца современные, что произойдет?

— Я думаю, что ничего страшного не произойдет…

Со стыдом признаюсь, что только в этом году прочел одно из лучших, на мой взгляд, произведений Достоевского «Записки из мертвого дома». Понятно, что ситуация на каторге в той или иной степени напоминает то, с чем сталкивается человек, который тянет армейскую лямку. И у Достоевского есть целый эпизод, посвященный его общению с заключенными, которые попали на каторгу с Кавказа. Они также с ужасом и неприязнью смотрели на то разложение, на ту аморальщину, которая уже тогда естественным образом присутствовала среди уголовного сообщества. Они умели себя защитить, но в отношении того же самого Достоевского, и в отношении всех, кто явственно проявлял свою веру, в ком они видели способность проявлять любовь, взаимопомощь, уважение и. т.д. – к этим людям они относились не просто по-братски. Достоевский описывает трогательную историю об одном молодом горце, которого он научил русскому языку, читая вместе с ним Евангелие. И это чтение заставило горца, не отказываясь от ислама, тем не менее, с огромным уважением отнестись к христианству. И когда пришел момент освобождения из каторги для этого человека, то он со слезами прощался с Достоевским. Настолько они сблизились. Вот конкретный пример того, что могло произойти.

Главное здесь, что представляют собой эти наши юноши православные с точки зрения любви и единства в вере. Он важен, потому что у нас утрачен общий уклад жизни. Это вопрос семейной традиции, уважения — уважения к командиру, к матери, к отцу, к иерархии. Если речь идет о нормальной общине, то для тех же кавказских людей отношения эти будут понятны. Это много дает для кавказского сознания. Я знаю, как складывалось общение по-настоящему верующих людей с людьми других национальностей. Когда обнаруживались принципы, когда верующий в законы гор и в свою этику кавказец, при этом считающий себя или являющийся мусульманином, сталкивается с убежденным христианином, между ними возникает взаимное уважение. Эти люди обычно сознают и признают достоинства друг друга.

Так обычно ведут себя взрослые люди. Молодежь – не всегда...

— Вера — более сложный критерий принятия решений, чем традиция. Традиция руководствуется принципом: закон говорит то-то, так и поступаем. А вера подводит человека к размышлению: подставить правую щеку или не подставить.

— Мы говорим не просто о православной вере, мы употребляем понятие «церковь». Есть же разные метания по поводу разделения понятий «вера» и «церковь». Многие говорят: «я православный, но вера у меня в душе. Попы такие-сякие… Патриарх не то сказал…» Церковь, кроме того, что это есть тело Христово, это есть Таинство, которое соединяет нас всех воедино и приобщает к Богу, кроме этого церковь есть еще и традиция, которая нам помогает выстроить жизненный уклад таким образом, чтобы нам легче было прийти к Богу. И это предусматривает определенную дисциплину, которую мы увы не соблюдаем и которой мы не следуем. Вера предусматривает уклад жизни. Он меняется в истории. Он и у мусульман меняется и подвергается проверке на прочность, хотя основа остается. Никто не отменял почитание отца и матери, уважение к иерархии, уважение к власти. Хотя то, что мы видим сейчас в среде боевиков на Кавказе, опасно уже и для ислама. Они-то как раз уже никого и ничего не уважают. Они даже имамов расстреливают у мечетей. И неизвестно, к чему это приведет в будущем.

Но у нас, в русской среде, пока проблема глубже. Даже среди тех, кто пришел в православие. Это люди из поколений, где разрушались последовательно все традиции, все внутренние связи в семье и пр. Они не могут привыкнуть к тому, что Церковь зовет их жить иначе.

— Мы немного представляем себе семейный уклад. Все знают слово «домострой». Известен ли подобный «домострою» русский уклад не семейной, а общественной жизни?

— Во-первых, мы знаем в основном мифы, возникшие вокруг «Домостроя». Патриархально-семейный уклад мы уже не можем просто помнить, потому что он разрушался в течение нескольких поколений. Так что наши представления в этом отношении нулевые. Тем более, что современная семья, в силу изменившихся условий жизни, неизбежно вынуждена будет строиться уже на других началах. . И в этом смысле нам придется быть творцами такого нового уклада. В общественной же жизни главная идея русского народа – это идея служения. Именно готовность послужить Церкви, государю, Родине и давала русским в нашем государстве до революции некие привилегии. Это не были записанные в каком-то документе особенные привилегии, это было естественное признание того, что именно русские люди в любой момент исполнят свой долг – защитят и страну, и Церковь. И при этом никакой идеи расового превосходства, никакой специальной националистической идеи даже не требовалось, всё было и так ясно.

В русском народе идея такого служения всегда имела глубоко религиозный смысл. Причем, этому никак не помешала революция и провозглашение атеизма. Служение людей коммунистической идее можно оценивать скорее как искажение религиозного сознания целого народа которое заключалась в том, что можно без Бога построить Царство Божие на земле. Но люди также самоотверженно, фактически с той же религиозной самоотдачей, с той же верой пытались воплотить в жизнь этот, на самом деле совершенно утопический, идеал. Вот это разрушение единства нашего служения и нашей веры привело дальше и к разрушению жизненного уклада. И даже к тому, что в итоге изменилось отношение людей к труду.

Конечно же, более всего в этом виновата коллективизация. Мы постепенно перестали быть землепашцами. Нам как будто бы скучно трудиться. У нас потерян мотив для этого, мы впали в какую-то мечтательность. Обратите внимание, наши нынешние московские дворники — зачастую это киргизы, казахи, таджики – управляются со снегом так, будто работают на земле, как делали бы это земледельцы. И для них это привычно – возделывать землю. Этот труд для них естественен: если не земля, то снег московских улиц, сугробы, а отношение к делу осталось неизменным.

Об этой перемене отношения к труду с ужасом писали советские писатели-деревенщики: крестьяне начинали спиваться, бежать в город. Нопримерно то же самое произошло с людьми и в городе. Это было последовательное и планомерное разрушение у советского человека традиционных представлений о смысле жизни и отношении к труду. В этом смысле наш уклад настолько надорван, что для пессимизма здесь гораздо больше поводов, чем для оптимизма.

И что с этим делать? Собравшиеся подростки могут побить в какой-то момент ребят с определенным типом лица. Но проблема решается не тем, что все друг другу накостыляют или тем, что милиционеры будут в сто раз чаще проверять документы из-за определенной внешности. Проблема-то в нас. Ответ, на мой взгляд, может дать Церковь. Церковный посыл — он самый верный. Но в большей части людей, в интеллигенции, он встречает жестокое непонимание.

— В чем же заключается это непонимание и в чем этот церковный посыл?

— Я оговорюсь, что вскоре мы можем столкнуться с совершенно новым, при этом антицерковным направлением мысли (она вызревает сейчас), но пока основное давление осуществляется не родноверами или нацистами.Тон в основном задается либеральной интеллигенцией, которая контролирует СМИ. В чем деструктивная идея этих либералов? «Человек может быть богоподобен сам по себе и без всякого Бога. Бог здесь совершенно ни при чем, не нужен, нет никакого греха, его выдумали попы. Сам человек может быть счастлив, он может жить в абсолютно справедливом обществе, ни в чем не нуждаться. Это ему органично». Отсюда вывод: раз я несчастлив, значит, в этом кто-то виноват, значит, среди миллионов хороших людей есть кучка плохих людей, которые придумали, как всех обмануть. Кто эти люди? Тут либералы, коммунисты и нацисты расходятся. Одни говорят, что виноваты буржуазия, феодалы и т. д. Анархисты говорят, что виновато, в первую очередь, государство. Все обязательно говорят, что виновата Церковь. Кто-то говорит, что это евреи или кавказцы, поляки, американцы, что все из-за них, это заговор. Так или иначе, всегда есть группа людей, которая во всем виновата. Стоит лишь уничтожить ее физически (или, как благодушно многие думают, просто отрешить от власти), как тут же, путем просвещения люди в кратчайший срок придут к райской жизни.

В это верили и верят все утописты, все движения либертальные, либеральные, коммунистические, нацистские. Особенность нацистов была в том, что право называться полноценным человеком они ограничили арийской расой. Но в остальном у всех одно и то же: если уничтожить «плохую» часть человечества, то остальное человечество обязательно станет счастливым просто потому, что органически к нему способно. .

А Церковь говорит, что человек ушел от Бога и это его состояние безбожности привело к тому, что природа человека исказилась грехом, поэтому у человека не получается быть счастливым, пока он с Богом не соединится. И в земной жизни мы не достигнем идеала, но к нему надо стремиться, потому что ты через земную жизнь стараешься пройти путь воссоединения, чтобы потом войти в идеальную жизнь, чтобы ты оказался к ней готов.

Христиане следуют векторам, которые им дает вера, плюс церковной традиции, которая формирует уклад. Церковная традиция говорит о том, что нужно вступать в нормальный брак, что нельзя жить в сожительстве (в «гражданском браке»). А мы что делаем? Церковная традиция говорит о том, что нужно почитать родителей. А мы как с ними обращаемся? . Это результат разрушения семьи грехом. Евангелие говорит, что надо уважать тех, кто оказался в положении власть имущих не потому, что перед ними надо пресмыкаться, а потому что это колоссальная ответственность, которую они вынуждены нести. Мы, в том числе и в церковном сообществе, издеваемся и над церковнослужителями, и над иерархией церковной, не только над властью. А ведь грех, он – везде. В том числе – и в нас самих. Но вот в себе-то мы его упорно не желаем увидеть, предпочитая бесконечный поиск «виноватых во всем» где-то на стороне. Это и есть – самое главное непонимание.

А правильный уклад сегодня уже вырисовывается понемногу. Я знаю многодетные христианские семьи, там совсем другие отношения. Этот уклад дети, — будущие взрослые, — видят в своей семье. Позволяет ли отец себе поливать грязью всех подряд, уважительно ли он относится к членам семьи или нет? У отца с матерью какие отношения?Он пришел пьяный, матери дал по уху, а она ему в ответ сковородкой? Или они друг на друга не смеют поднять руку? Отношение родителей к Церкви, к стране — все это тоже прекрасно видно детям в семье. Они ведь все это повторят потом.

— Можно ли порицать целые народы? Например, я говорил с одной кореянкой, она говорит, что японцев все народы не любят, ни корейцы, ни китайцы. Может быть, тут дело не столько в военных действиях, в завоеваниях этих народов. Ведь немцы тоже завоевывали, а мы как-то не помним зла. Может быть, дело в холодности, эгоистичности, свойственной целым народам? И я тоже слышал, что кавказские народы не любят чеченцев, дагестанцев, потому что у них есть какие-то свои особенности. Может быть, разговор об этих особенностях не будет «нехорошим делом»? О том, что свойственны им какие-то пороки.

— Я не могу комментировать то, что вы говорите об отношениях между разными народами. И ясно, что отношения между ними исторически складываются очень по-разному. И в Библии мы встречаем примеры, когда Бог возлагал на народ коллективную ответственность за его жизнь, за поступки его людей. Но то – Бог. Наша задача, я считаю, во-первых, не предавать собственного призвания, которое Бог дал нашему народу. Во-вторых, стремиться знать и понимать другие народы. Но вовсе не для того, чтобы их порицать.

У нас есть евангельские примеры: апостол шел проповедовать к другому народу, который имел ужасные обычаи. Но он все равно находил в этих людях то, что достойно любви. Либо мы кого-то исключаем из списка людей, либо, если мы верующие люди и считаем, что какие-то люди заранее Богом отвергнуты, тогда это очень странная вера, тогда возникает вопрос к этой вере. Если же мы как христиане проповедуем Евангелие всякой твари, то мы предполагаем, что в каждом народе, отдельном человеке: преступнике, русском, нерусском, Господь что-то видит, ведь Он любит каждую душу. Значит и мы должны в нем увидеть, что-то достойное любви. Мы не должны сразу поставить на человеке клеймо, сказать, что это «нелюдь». — Я читал в «Русском репортере» материал, где рассказывалось об организации «Российский конгресс народов Кавказа», о мощной организации, объединяющей представителей этих диаспор. Есть там некие руководители организации, которые успокаивают молодежь словами: «вы не шумите, вы лучше учитесь, размножайтесь здесь, тогда мы потихоньку овладеем этой землей». Может быть, идущие вразрез с этой политикой выходки кавказской молодежи запускают позитивный процесс нашего (русских) национального самоопределения и самоорганизации?

— В каком-то смысле агрессивное поведение кавказской молодежи является сигналом для нас. Если у кого-то есть планы создания иной России, то нынешнее течение так называемых ваххабитов – это тоже часть плана создания иной России, с вовлечением русских в ислам этого толка, сектантский, жесткий. Национальность тут не важна. Территорию всей России, а не только Кавказа, они хотят принести Аллаху. Это очень сильная идея. Перед ней уступает межплеменная разность.

Пока явление это узкое, но это для нас сигнал. Мы на него должны среагировать.

Что делать? С одной стороны, нужно, наконец, понять, кто же мы такие как народ, потому что иначе нам начнут это объяснять другие народы, причем – в таких формах, которые нам очень не понравятся..

Мы должны выработать свою политику. Мы должны выравнивать отношения с умеренным исламом, с людьми из землячеств. Там есть здравые люди, нам придется с ними договориться. Ни в коем случае не принимать либеральную идею о том, что надо отрезать Кавказ от остальной России. Такое разрезание будет проходить по живым телам людей. Это не выход, это смерть, горе и еще одна Кавказская война. Это значит — дать возможность молодым партизанам резать на Кавказе головы тем, кто любит русских. В первую очередь надо осмыслить, какое мы государство строим, к чему мы стремимся. Я обратил внимание на то, что, когда Путин переизбирался в начале 2000-х и давал пресс-конференцию, его спросили, есть ли идеология, а он ответил «шаг за шагом», «идеология — это слишком широко». А Россия не может жить «шаг за шагом». Все важные вопросы нужно сначала понять, нужно договориться. А сейчас вдруг оказывается, что ВВП растет, а внутри русского общества царит полный хаос и ненависть — по отношению к власти, по отношению к будущему России, по отношению к ее прошлому. Ну и по отношению к позициям друг друга, что страшнее всего.

— Мы не политики, мы не можем решать, мы просто молодые люди, что нам делать, если мы болеем за Россию, куда направить свои силы, свою энергию, свои эмоции, которые возникают, когда я все это вижу? Что можно предложить, чтобы стало лучше?

— Первое, самое главное — покайтесь. Измените отношение к своей семье, измените отношения со своими товарищами, прекратите осуждать их, прекратите грешить, вести ту жизнь, которую ведет большинство. Идите в Церковь и ищите служения Богу, людям, Родине. Вам откроется, что делать дальше.

Нужно воцерковление, серьезное, настоящее воцерковление. Нужно оставить легкомысленное отношение к жизни Церкви, что, мол, все это поповские сказки. Нет, это касается тебя. Это может изменить твою жизнь, через тебя будут спасаться многие. «Стяжи дух мирен и вокруг спасутся тысячи». Займись собой. Начни спасение России с попытки спасти себя. Не в плане покупки травматического оружия, а в плане осознания своих грехов и того, как ты живешь.

Большего я сказать не могу. Ситуация тяжелая. Но в истории России это не первая и, надеюсь, не последняя трудность.