Образ мужества в литературе

Поскольку наша речь закрепила идеал мужчины фразеологизмами «рыцарь на белом коне» и «рыцарь без страха и упрека», то и начать стоит, очевидно, с эпоса и легенд Средневековой Европы. Нас задевают за живое легенды о короле Артуре и рыцарях круглого стола. Нас волнует волшебный замок Монсальват, у которого нет сторожевых башен и толстых стен, потому что темные мысли мешают увидеть его, а злые дела — к нему подняться. Перед замком на высоком столбе висит колокол. Если творится несправедливость, если кто-то нуждается в помощи, сам собой, без руки звонаря, колокол начинает звонить, и тогда один из рыцарей Монсальвата собирается в путь…

К рыцарскому идеалу возвращает нас читаемый в отрочестве Вальтер Скотт. Сегодняшняя популярность Арагорна, доблестных рохирримов и гондорцев из «Властелина колец» — убедительное свидетельство того, что мы не желаем с этим идеалом расстаться. Не желаем потому, что главное в мужчине — жертвенная честь, жертвенная верность и великодушие. Его жизнь не принадлежит ему, его жизнь — служение.

«Будь верен Богу, государю и подруге; будь медлителен в мести и в наказании и быстр в пощаде и помощи вдовам и сирым; посещай обедню и подавай милостыню», — говорил государь во время церемонии посвящения в рыцари.

Мужчина в литературе Древней Руси — тот же рыцарь, но серьезнее, проще, строже и смиреннее. В былинах, в древнерусских повестях, в «Слове о полку Игореве» образ богатыря-защитника теряет куртуазность и некоторую манерность, сохраняя доблесть и ответственность. Чтобы почувствовать, каковы были мужчины Руси православной, перечитаем отрывок из «Поучения» Владимира Мономаха.

«Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни еде не предавайтесь, ни спанью; ночью, расставив стражу, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает. Лжи остерегайтеся, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело.

Больного навестите. Покойника проводите, ибо все мы смертны. Жену свою любите. Но не давайте им власти над собой. А вот вам и основа всему: страх Божий имейте превыше всего.

Я коней диких своими руками связывал, два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня бодал, лось ногами топтал, вепрь у меня на бедре меч оторвал. Медведь мне у колена потник укусил. Лютый зверь коня со мною опрокинул. И Бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей, на войне и на охоте, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя.

Не осуждайте меня, дети мои или другой кто прочтет: не хвалю я ни себя, ни смелости своей, но хвалю Бога и прославляю милость его за то, что он меня, грешного и недостойного, столько лет оберегал от тех смертельных опасностей, и не ленивым меня, недостойного, создал, но на всякие дела человеческие годным«.

Чем ближе к нашему времени, тем более повествует литература о том, как раздирают людей многочисленные страсти, но истинные мужчины живут и на страницах литературы позднейшей.

«Уже притянули Тараса Бульбу железными цепями к древесному стволу. Уже гвоздями прибили ему руки и принялись раскладывать под деревом костер. Но не на костер глядел Тарас, не об огне он думал, которым собирались жечь его; глядел он, сердечный, в ту сторону, где отстреливались казаки: ему с высоты все было видно, как на ладони.

— К берегу! К берегу, хлопцы! Спускайтесь подгорной дорожкой, что налево. У берега стоят челны, все забирайте, чтоб не было погони!«

Кроме богатыря Тараса Бульбы есть не с таким эпическим размахом написанные, но, несомненно, настоящие мужчины: старый Болконский, князь Андрей, Пьер; есть верный, ответственный и горячо ищущий смысла жизни Левин в «Анне Карениной»; есть доктор Дымов в рассказе Чехова «Попрыгунья», который заразился, потому что отсасывал через трубочку у мальчика дифтеритные пленки. Он умирает, похоже, не только от болезни, а и от грязи измены, которую совершила его жена. Его друг говорит о нем: «А какая нравственная сила! Добрая, чистая, любящая душа — не человек, а стекло! Служил науке и умер от науки. А работал, как вол, день и ночь, никто его не щадил». Короткая цитата не передает того спокойного достоинства, терпения и чистоты, которыми наделен этот герой Чехова.

Истинные мужчины идут на мобилизационный пункт в «Белой гвардии» Булгакова. Они идут умирать, потому что «те, кто бегут, умирать не будут, кто же будет умирать?» Дыхание перехватывает, когда читаешь о гибели Най-Турса, жертвующего собой ради спасения обреченных на гибель мальчишек-юнкеров.

Поскольку обширна литература о тех, кто совершил свой подвиг во время Великой Отечественной войны, ограничусь емкими строками Анны Андреевны Ахматовой:

Сзади Нарвские были ворота.

Впереди была только смерть…

Так советская шла пехота

Прямо в желтые жерла «берт».

Вот о вас и напишут книжки:

«Жизнь свою за други своя».

Незатейливые парнишки -

Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки.

Внуки, братики, сыновья!

С тем же чувством поклонимся и тем внукам, братикам, сыновьям, которые сражались и сражаются, гибли и гибнут в «локальных» войнах, от кого жизнь прямо потребовала доблести.

Идеал настоящего мужчины — воплощение жертвенной чести, жертвенной верности и великодушия — идеал христианский. От него тянутся нити к иконе святого великомученика Георгия Победоносца на белом коне, попирающем змия.

Всадник — это еще и символ того, что мужчины способны обуздывать, держать в узде свои страсти.

И закончить бы на этой высокой ноте, но, пожалуй, есть смысл коснуться и искажения этого идеала. Дьявол, «отец лжи», искажает идеал мужчины, разрушая его не до конца, чтобы остатки правды превратили ложь в победоносную и устойчивую ложь.

Есть некий вывихнутый идеал мужчины из американских боевиков. По экранам идет палящий без разбору в многочисленных врагов и в белый свет, как в копеечку, супермен. Я не особый знаток подобных кинофильмов, но мне довелось порадоваться блистательной автопародии в фильме «Последний герой». В этом фильме мальчишке, бредящему персонажами Шварценеггера, задали в школе читать «Гамлета». И видит он сон: в одном из залов замка Эльсинор молится злодей Клавдий. Мы помним, что у Шекспира за монологом Клавдия следует монолог Гамлета, которому удобно убить врага, но он медлит с местью, так как не убедился еще в виновности Клавдия и не хочет убивать его во время молитвы…

Мальчику же снится Гамлет-Шварценеггер. В темных очках, в кожаном жилете на голой груди, с панковским гребнем, увешанный оружием, он входит и говорит: «Ты убил моего папу? Это была ба-альшая ошибка!» Затем срывает с плеча автомат — грохот, гром, взрывы. Эльсинор разносится в клочья.

Иное искажение идеала мужчины навязывает современная реклама, газетенки, лакированные журналы, телевидение не в лучших своих проявлениях. Современный мир предлагает в идеалы уже не всадника и даже не всадника без головы, а жеребца без всадника вовсе, но с деньгами, чтобы обеспечил всех жен и любовниц. Идея заботы, защиты становится на голову, оправдывает погоню за деньгами и положением хозяина; служение подменяется преуспеянием, а верность объявляется уделом тех, кто недостаточно интересен. Бесценный страх Божий, страх согрешить уходит, а на его место вползает панический страх состариться и выйти в тираж.

Наша брань не против крови и плоти, но против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого, и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие, — говорит апостол Павел (Еф. 6, 11…17).

К битве призван каждый.

И когда мужчина с энтузиазмом бежит за бесовским идеалом или тихо в него скатывается — он дезертирует с поля сражения.

otrok-ua.ru